Расстрелять! — II - Покровский Александр Михайлович (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
Вера в будущее падала с каждой минутой. Поезд был в час ночи уже 10 января. Наконец пришел командир, и через двадцать минут, после обмена выражениями через телефонную трубу, стало известно, что катер, который заказали для экипажа давным-давно, внезапно, скоропостижно ушел куда-то с какой-то комиссией.
— А что же вы не поинтересовались? — сказала трубка на том конце и повесилась.
Горыныч брякнул шапкой об пел и, закатив глаза, покачиваясь с пятки на носок, чуть слышно красиво завыл.
— Найдите мне любое транспортное средство, — сказал он минорно, когда закончил красиво выть.
Некоторые из тех, что всю жизнь паслись на асфальте, скажут:
— А чего же они не поехали на автобусе?
— Хи-хи, — скажем мы, — автобусы в нашей тундре тогда с трудом водились.
И потом, какие автобусы рядом с военно-морской базой? Дорог нет, метель, пурга, заносы, полярная ночь, северное сияние, росомахи…
Через часик достали воина-строителя на самосвале. Вы ездили когда-нибудь на самосвале? Нет, не в кабине, а сверху, когда кузов подпрыгивает подкирпиченным верблюдом, а ты стараешься держаться руками за борта, приседая в остатках железобетона. Жаль, что не ездили.
Когда воин-строитель вылез из своего самосвала, получилось незабываемое зрелище: капитан первого ранга и воин-самосвальщик говорили друг другу «ты» и, разгорячившись, пихались в плечо с криками: «Да брось ты… Да иди ты…».
Сторговались по пятерке с носа. Он согласился сделать только двадцать ходок до того места, где водятся автобусы.
— Запомнили? — спросил воин. — Только двадцать!
Все запомнили, он повернулся к самосвалу, и началось: жены запихивались и уминались в кабине вместе с колясками и детьми; двадцать первая жена зря волновалась — ее запихнули вместе с двадцатой. Кузов самосвала был совершенно ни к чему не приспособлен, и мужья добирались самостоятельно.
Через восемь километров жены выбрасывались вместе с колясками и ждали. Ветер и снег в несколько минут делали из обычного человека снежного. Мужья бежали восемь километров бегом, и перед ними висели мокрые лица их жен.
Автобус пришел ровно через полчаса после того, как самый дохлый дотащился до стаи. И в Кислую, в губу Кислую. Вы не были в Кислой? Прекрасная губа!
Набитый желающими доверху портопункт влажно прел. Теплоход «Хабаров» не хотел идти даже по туманному расписанию.
Жаль, что мы — подводники — никого не возим! Они б у меня настоялись, все бы толпились, заглядывали бы в глаза, улыбались бы после ночи, проведенной на креслах, — конфеты, шоколад, «поймите меня, поймите», а я б им: «Хотите — плывите, хотите — летите, но только сами. Ну! Полетели, полетели.. фанерами… холе-ры!»
Не шел «Хабаров». Командир Горюнов шмякнул шапку об пол и застонал. Бездомные собаки за окнами ответили ему дружным плачем, улетающим в пургу.
Горыныча охватило бешенство. Ближайшим его соратникам показалось, что он сейчас умрет, вот здесь, на месте прямо, подохнет: белки стали желтыми; изо рта, утыканного зубами, с шипеньем вылетел фонтан слюней. Народ вокруг расступился, и образовалась смотровая площадка, на которой можно было помахать руками и ногами. Горыныч тут же воспользовался и помахал, а потом он сказал, озираясь, своим соратникам:
— Добирайтесь как хотите, чтоб все были на вокзале! — сел в панелевоз и уехал в метель.
Как добирались, неизвестно, но двое суток в вагоне ехали весело: просыпались, чтобы что-нибудь выпить, и засыпали, когда заедали.
Их встречал полковник медицинской службы из того самого дома отдыха, куда они собрались, удивительно похожий на любого полковника из учебно-лечебного заведения.
— Товарищи! — сказал полковник, когда все вокруг него сгрудились, откашлявшись, чтоб лучше получилось. — А мы вас принять не можем, у нас батареи не в строю, и система разморожена. Мы же вам слали телеграммы.
— Слали?
Горыныч, казалось, получил в штаны полную лопату горячих углей. Он подпрыгнул к полковнику и сорвал с себя шапку.
Никогда не пуганный полковник закрылся руками. Ему стало нехорошо. И даже как-то отрыжисто ему стало. Он так растерялся, что с него тоже можно было сорвать шляпу и ударить ею об пол.
— С-С-С-ЛА-ЛИ?!! — зашипел Горыныч.
Казалось, чуть-чуть еще — и он начнет откусывать у полковника все его пуговицы. Одну за другой, одну за другой. Кошмарным усилием воли он овладел собой и, подобравшись к полковнику снизу, уставился ему в нос, в самый кончик,
— Но вы на нас не в претен-зи-и, ко-не-ч-но, — занудно, как кот перед боем, протянул он.
— Нет-нет, что вы, что вы, — залопотал полковник и отгреб от себя воздух,
— Все по домам! — повернулся Горыныч к своим, а когда он снова вернулся к на секунду оставленному носу полковника, он не обнаружил самого полковника. Пропал полковник. Совсем пропал. Где ты, полковник? Ме-ди-ци-на, ку-ку!
